Псы строгого режима

Егор Парфенов

Псы строгого режима

В тверской Исправительной колонии №1 служат 14 кинологов. На прошлой неделе пятеро из них решили стать потенциальными донорами костного мозга. Позаботиться не только о собаках, но и о жизнях больных предложила коллегам глава кинологического отделения Екатерина Шалыгина.

Она же и пригласила в гости Кровь5.

— Сначала мне казалось очень далеко сюда ездить, чуть ли не на край света. А сейчас привыкла и как домой захожу, — признается старший лейтенант Екатерина Валерьевна, открывая калитку кинологического городка. Перед входом она по-домашнему стряхивает с туфель прилипший снег — новая партия падает с колючей проволоки на бушлат и меховую шапку с кокардой.

Может, по тверским понятиям исправительная колония №1 (ИК-1) и далеко расположена, но по московским меркам — чуть ли не в центре города. От вокзала 20 минут езды. Через дорогу от тюрьмы жилые хрущевки. Но здесь совершенно особое место, живущее по своим внутренним правилам.

Колония строгого режима считается образцовой. В основном сюда попадают «первоходы» — преступники, которые отсиживают первый срок. Из известных заключенных ИК-1 можно вспомнить только Алексея Улюкаева, экс-главу Минэкономразвития.

Кинологическое отделение Екатерина Шалыгина возглавила три года назад. А до этого шесть лет проработала младшим инспектором охраны. Стояла на часах то на вышке, то на КПП.

На кинолога сотрудник ФСИН учится три месяца. Причем не один, а сразу с собакой. Напарники, двуногий и четвероногий, отправляются во Фрязино на курсы подготовки. Изучают там базовые команды и выборку вещей (то есть поиск предмета или его владельца по запаху). Это помогает выследить сбежавшего заключенного или помешать проносу запрещенных предметов в тюрьму. Обученные собаки могут учуять наркотики, взрывчатые вещества, а американские полицейские недавно и вовсе научили псов вынюхивать мобильные телефоны. Но в тверской колонии пока такого не умеют.

В те первые три месяца человек и начинает по-настоящему знакомиться с собакой. Тогда же часть сотрудников понимает, что подобная работа не для них.

— Жалко в таких случаях в первую очередь собачку, — говорит Екатерина, — она уже привыкла к новому хозяину, а тот не видит себя в кинологии. Были и обратные случаи, когда кинолог годами не выходит на пенсию, а ждет, когда его напарник дослужит. Я по этой же причине собираюсь нескоро уходить — хотела бы еще бойцов повыращивать.

Впрочем, боевая работа в ИК-1 довольно рутинная. Побегов тут очень давно не было, поэтому вся практика ограничивается караулом на территории, тренировками и соревнованиями между собаками из разных колоний.

Вслед за Екатериной мы входим в огороженный зеленым забором дворик. Справа доносится лай. Самих собак еще не видно — вольеры повернуты к пятиметровой стене колонии. Екатерина держит интригу и проводит нас в противоположную сторону, к препятствиям — деревянным барьерам и тренировочным макетам из отслуживших свое грузовиков, автозаков, автобусов. Вот тут собаки с кинологами и оттачивают навыки.

Справа, из-за будок, высовывается морда Джека, одной из 14 немецких овчарок колонии. Это чистая случайность, что здесь в основном немцы. Вообще, в тюремной системе могут служить восточноевропейские овчарки, доберманы, лабрадоры, даже спаниели. Последние две породы для задержаний, конечно, не подходят. Их работа — нюхать.

Морда вертится из стороны в сторону, следом показывается поводок, а потом и кинолог Вера, держащая его в руке. За 13 лет службы в отделении Джек — ее вторая собака-напарник. Обычно сотрудник работает с одним псом десять лет, пока тот не становится непригодным для службы.

Пока Джеку рано думать о пенсии. Сейчас главное — показать себя. Он молча пробегает мимо вешалок с ватниками и тюремными робами (тоже тренажер на поиск следа заключенного), мимо туфель Екатерины и взлетает на двухметровый барьер. Несколько раз когти скребут по деревянным доскам — и Джек уже позирует у забора нашему фотографу. Рядом с ним Вера выпрямляется и поправляет маску. Голубая ткань наполовину скрывает небольшие синяки под глазами — результат долгого ночного караула.

Вера сегодня тоже собирается типироваться. Но инициатор, конечно, Екатерина.

— Вступить в регистр я решила где-то месяц назад, — вспоминает Екатерина. — По телевизору попался сюжет про мальчика, которому нужен был донор костного мозга. Я в интернете посмотрела, где у нас акции по сдаче проводятся. Оказалось, что в Твери из-за пандемии никаких акций нет. Ну я узнала на сайте РДКМ про центры, где можно сдать анализы, и своим ребятам из отделения рассказала. Тут выяснилось, что никто не против. Сегодня хочу на собственном опыте показать, что быть донором совсем не опасно. Потом всей колонией поедем сдавать — у нас же стадное чувство развито.

Остается дождаться еще троих кинологов, готовых стать донорами. Они пока заняты. Так что Екатерина ведет нас в отделение дежурного по городку — деревянный домик в конце ряда вольеров. По дороге Джека и еще одну собаку, Юстину, заводят обратно в будки. Там они резко меняются: начинают лаять, играючи прыгать на решетку, бегать по кругу. Пять минут назад у ног кинологов они были молчаливыми и даже не обращали внимания ни на одного незнакомца.

Посреди отделения деревянный стол с телефоном. На столе чай с сушками (ими изредка балуют собак после обеда спецкормом). Рядом лежат разгрузочные жилеты и «тревожные чемоданы» — в них карты, компасы, сухпайки и ракетницы. Кинологи берут их на учебные тревоги и выходы в лес. Крашенные блестящей краской стены увешаны грамотами за победы на соревнованиях. У двери еще чувствуется запах вольеров. За столом сидит спокойный мужчина лет сорока. Это Александр — самый бывалый кинолог с 20 годами стажа работы в колонии. Он будет держать караул, пока другие поедут в город сдавать кровь.

Александр не единственный, кто привел на службу свою собаку. Так может сделать каждый кинолог, если, конечно, собака подойдет по породе, здоровью и пройдет испытания. А они там такие, что далеко не каждая домашняя псина справится. С казенными собаками проще. Их берут щенками и учат, как надо, с раннего детства.

— Мы всегда на службу самых маленьких берем, — говорит Екатерина. — Они же потом для нас родными детьми становятся.

До типирования остается полчаса. Мы выходим на улицу встречать Александра и его лабрадора Харли — единственного в колонии спеца по поиску взрывчатки. В отличие от овчарок, Харли вынюхивает тротил. Во всей Тверской области только две такие собаки.

Из-за бетонного забора по лестнице спускается Сергей, немногословный инструктор-кинолог. Через пару минут к нам подбегает Михаил. Улыбчивый молодой парень тащит игрушку, в которую слюнявой пастью вцепилась очередная овчарка. На сегодня Сергей последний кандидат в потенциальные доноры.

Вот он, кстати, с самого начала целенаправленно шел в кинологию. Все свободное время тратит на соревнования и дополнительные семинары по тренировке собак.

— Мне иногда кажется, что мальчишка спит и во сне себя видит с собакой, — шутит Екатерина. — Все выходные что-то изучает про них. А я? Я выходные провожу с семьей.

Все в сборе. Мы садимся в красный «шевроле» Екатерины. Всю дороге к одному из тверских «Инвитро» на лобовом стекле покачивается плюшевый бегемот в полицейской форме и погонах с одной звездой — стимул дослужиться до майора.

В медицинский офис пускают строго по два человека. Первыми сдавать кровь идут Вера и Екатерина. Мужчины стоят у входа и курят. В руках бахилы — кинологи уже готовы надеть их на мокрые берцы.

— В карауле сейчас небось тепло! — хриплым голосом комментирует Александр. — Ничего, я за любой кипеж, кроме голодовки!

Екатерина заполняет анкету на вступление в регистр. На улице Сергей ловит ее взгляд. В шутку он начинает поглаживать ладонью стеклянную дверь — очень уж тоскует по компании старшего лейтенанта.

Фото: Надежда Храмова